Возражения:

Иннокентий (Павлов), игумен. О декларации Митрополита Сергия // Журнал Московской Патриархии. 1992. №11/12. С.70-75

В стенограмме забавно: вместо "сервилизм" - казённого духовенства советского - "сергилизм". Очаровательный кентавр из "сервилизма" и "сергианства".

Воспроизводится по публикации: Русская православная церковь и коммунистическая государство. 1917-1941. М.: 1996. С. 224-228 (разбивка на страницы в прямых скобках внутри текста).

Православным Архипастырям,

Пастырям и пасомым

Московского Патриархата

Божиею милостию!

Смиренный Сергий, митрополит Нижегородский, заместитель Патриаршего Местоблюстителя и временный патриарший

Священный Синод - преосвященным архипастырям, боголюбивым пастырям, честному иночеству и всем верным чадам Святой Всероссийской Православной Церкви "о Господе радоваться".

Одною из забот почившего Святейшего отца нашего Патриарха Тихона перед его кончиной было поставить нашу Праославную Русскую Церковь в правильные отношения к Советскому правительству и тем дать Церкви возможность вполне законного и мирного существования. Умирая, Святейший говорил: "Нужно бы пожить еще годика три". И, конечно, если бы неожиданная кончина не прекратила его святительский трудов, он довел бы дело до конца. К сожалению, разные обстоятельства, а главным образом выступления зарубежных врагов Советского государства, среди которых были не только рядовые верующие нашей Церкви, но и водители их, возбуждая справедливое недоверие Правительства к церковным деятелям вообще, мешали усилия Святейшего, и ему не суждено было при жизни видеть своих усилий увенчанными успехами.

Ныне жребий быть временным заместителем Первосвятителя нашей Церкви опять пал на меня, недостойного Митрополита Сергия, а вместе со жребием пал на меня и долг продолжать дело почившего и всемерно стремиться к мирному устроению наших церковных дел. Усилия мои в этом направлении, разделяемые со мною и православными архипастырями, как будто не остаются бесплодными: с учреждением при мне временного патриаршего Священного Синода укрепляется надежда на приведение всего нашего церковного управления в должный строй и порядок, возрастает и уверенность в возможности мирной жизни и деятельности нашей в пределах закона. Теперь, когда мы почти у самой цели наших стремлений, выступления наших зарубежных врагов не прекращаются: убийства, поджоги, налеты, взрывы и им подобные явления подпольной борьбы у нас у всех на глазах. Все это нарушает мирное течение жизни, созидая атмосферу взаимного недоверия и всяческих подозрений. Тем нужнее для нашей Церкви и тем обязательнее для нас всех, кому дороги ее интересы, кто желает вывести ее на путь легального и мирного существования, тем обязательнее для нас теперь показать, что мы, церковные деятели, не с врагами нашего Советского государства и не с безумными орудиями их интриг, а с нашим народом и Правительством.

Засвидетельствовать то и является первой целью настоящего нашего (моего и синодального) послания. Затем извещаем вас, что в мае текущего года, по моему приглашению и с разрешения власти, организовался временный при заместителе патриарший Священный Синод в составе нижеподписавшихся (отсутствуют преосвященный Новгородский Митрополит Арсений, еще не прибывший, и Костромской архиепископ Севастиан, по болезни). Ходатайство наше о разрешении Синоду начать деятельность по управлению Православной Всероссийской Церковью увенчались успехом.

Теперь наша Православная Церковь в Союзе имеет не только каноническое, но и по гражданским законам вполне легальное центральное управление: епархиальное, уездное и т.д. Едва ли нужно объяснять значение и все последствия перемены, совершающейся таким образом в положении нашей Православной Церкви, ее духовенства, всех церковных деятелей и учреждений...

Вознесем же наши благодарственные молитвы ко Господу, такое благоволившему о Святой нашей Церкви. Выразим всенародно нашу благодарность и Советскому правительству за такое внимание к духовным нуждам православного населения, а вместе с тем заверим Правительство, что мы не употребим во зло оказанного нам доверия.

Приступив, с благословения Божия, к нашей синодальной работе, мы ясно осознаем всю величину задачи, предстоящей как нам, так и всем вообще представителям Церкви. Нам нужно не на словах, а на деле показать, что верными гражданами Советского Союза, лояльными к Советской власти, могут быть не только равнодушные к православию люди, не только изменники ему, но и самые ревностные приверженцы его, для которых оно дорого, как истина и жизнь, со всеми его догматами и преданиями, со всем его каноническим и богослужебным укладом. Мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой - наши радости и успехи, а неудачи - наши неудачи. Всякий удар, направленный в Союз, будь то война, бойкот, какое-нибудь общественное бедствие или просто убийство из-за угла, подобное варшавскому, сознается нами как удар, направленный в нас. Оставаясь православными, мы помним свой долг быть гражданами Союза "не только из страха, но и по совести", как учил нас апостол (Рим. XIII, 5). И мы надеемся, что с помощью Божиею, при нашем общем содействии и поддержке, эта задача будет нами разрешена.

Мешать нам может лишь то, что мешало и в первые годы советской власти устроению церковной жизни на началах лояльности. Это - недостаточное сознание всей серьезности совершившегося в нашей стране. Учреждение советской власти многим представлялось недоразумением, случайным и поэтому недолговечным.

Забывали люди, что случайности для христианина нет, и что в совершившемся у нас, как везде и всегда, действует та же Десница Божия, неуклонно ведущая каждый народ к предназначенной ему цели. Таким людям, не желающим понять "знамений времени", и может казаться, что нельзя порвать с прежним режимом и даже с монархией, не порывая с православием. Такое настроение известных церковных кругов, выражавшееся, конечно, и в словах и в делах и навлекавшее подозрение советской власти, тормозило и усилия Святейшего Патриарха установить мирные отношения Церкви с Советским правительством. Недаром ведь апостол внушает нам, что

"тихо и безмятежно жить" по своему благочестию мы можем, лишь повинуясь законной власти (I Тим. II, 2), или должны уйти из общества. Только кабинетные мечтатели могут думать, что такое огромное общество, как наша Православная Церковь, со всей ее организацией, может существовать в государстве спокойно, закрывшись от власти. Теперь, когда наша Патриархия, исполняя волю почившего Патриарха, решительно и бесповоротно становится на путь лояльности, людям указанного настроения придется или переломить себя, и, оставив свои политические симпатии дома, приносить в церковь только веру и работать с нами только во имя веры, или, если переломить себя они сразу не смогут, по крайней мере не мешать нам, устранившись временно от дела. Мы уверены, что они опять и очень скоро возвратятся работать с нами, убедившись, что изменилось лишь отношение к власти, а вера и православная жизнь остаются незыблемы.

Особенную остроту при данной обстановке получает вопрос о духовенстве, ушедшем с эмигрантами за границу. Ярко противосоветские выступления некоторых наших архипастырей и пастырей за границей, сильно вредившие отношениям между Правительством и Церковью, как известно, заставили почившего Патриарха упразднить заграничный Синод (5 мая - 23 апреля 1922 года). Но Синод и до сих пор продолжает существовать, политически не меняясь, а в последнее время своими притязаниями на власть даже расколов заграничное церковное общество на два лагеря. Чтобы положить этому конец, мы потребовали от заграничного духовенства дать письменное обязательство в полной лояльности к Советскому правительству во всей своей общественной деятельности. Не давшие такого обязательства или нарушившие его будут исключены из состава клира, подведомственного Московской Патриархии. Думаем, что, размежевавшись, так, мы будем обеспечены от всяких неожиданностей из-за границы. С другой стороны, наше постановление, может быть, заставит многих задуматься, не пора ли и им пересмотреть вопрос о своих отношениях к советской власти, чтобы не порывать со своей родной Церковью и Родиной.

Не менее важной своей задачей мы считаем и приготовление к созыву и самый созыв нашего второго Поместного Собора, который изберет нам уже не временное, а постоянное центральное церковное управление, а также вынесет решение и о всех "похитителях власти" церковной, раздирающих хитон Христов. Порядок и время созыва, предметы занятий Собора и прочие подробности будут выработаны потом. Теперь же мы выразим лишь наши твердые убеждения, что наш будущий Собор, разрешив многие наболевшие вопросы нашей внутренней церковной жизни, в то же время своим соборным разумом и голосом даст окончательное одобрение и предпринятому нами делу установлеия правильных отношений нашей Церкви к Советскому правительству.

В заключение просим вас всех, преосвященные архипастыри, пастыри, братие и сестры, помогите нам каждый в своем чину вашим сочувствием к делу Божию, вашей преданностью и послушанием Святой Церкви, в особенностями же вашими за нас молитвами ко Господу, да даст Он нам успешно и богоугодно совершить возложенное на нас дело к славе Его Святого Имени, к пользе Святой Нашей Православной Церкви и к нашему общему спасению.

Благодать Господа Нашего Иисуса Христа и любы Бога и Отца в причастие Святого Духа буди со всеми вами. Аминь.

За Патриаршего Местоблюстителя - Сергий, Митрополит Нижегородский.

Члены Временного Патриаршего Священного Синода:

Серафим, Митрополит Тверской.

Сильвестр, Архиепископ Вологодский.

Алексий, Архиепископ Хутынский,

управляющий Новгородской Епархией.

Анатолий, Архиепископ Самарский.

Павел, Архиепископ Вятский.

Филипп, Архиепископ Звенигородский,

управляющий Московской епархией.

Константин, епископ Сумский,

управляющий Харьковской епархией.

Сергий, епископ Серпуховской,

управляющий делами.

Листовка. Типографский экземпляр.

Лекция председателя общества им. Ивана Ильина Н.К.Симакова «Декларация митр. Сергия (Страгородского) 1927 года и церковное сопротивление безбожной власти» посвящена искажаемым и замалчиваемым ранее вопросам Церковной истории.

После кончины патриарха Тихона в 1925 году патриаршим местоблюстителем стал митрополит Петр (Полянский). Однако 10 декабря этого же года он был арестован. Согласно его завещанию права и обязанности патриаршего местоблюстителя временно переходили митрополиту казанскому Кириллу, ярославскому Агафангелу, митрополиту Арсению и митрополиту Сергию Страгородскому. 14 декабря 1925 митрополит Сергий Страгородский вступил в обязанности патриаршего местоблюстителя, т.к. остальные архиреи были арестованы и в ссылках.
10 июня 1926 года митрополит Сергий обратился в НКВД с просьбой о легализации Высшего Церковного правления, однако проект этот был отвергнут советской властью.
Осенью 1926 года появляется тайного избрания патриарха, в патриархи предлагалось избрать митрополита казанского Кирилла. К ноябрю 1926 года было собрано 72 подписи об избрании патриархом митрополита Кирилла, после этого было арестовано 40 архиереев и в тюрьму был брошен митрополит Кирилл Казанский.

29 июля 1927 года вышло послание пастырям и пастве, которое получило название « Декларация митрополита Сергия (Страгородского)» . В ней говорилось:

«Выразим всенародную нашу благодарность и советскому правительству за такое внимание к духовным нуждам православного населения, а вместе с там заверим правительство, что мы не употребим во зло оказанного доверия»… « Мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской Родиной, радости и успехи которой - наши радости и успехи, а неудачи – наши неудачи.» 21 октября синод издал указ о поминовении государственной власти: « Аще молимся о Богохранимой стране нашей, властех и воинстве ея, да тихое и безмолвное житие поживем во всяком благочестии и чистоте».

Условия, поставленные НКВД синод стал исполнять и таким образом полностью подчинился богоборческой власти, которая стала управлять епископами в самой церкви. Был издан указ синода об увольнении сосланных и арестованных епископов на покой. Вернувшихся из тюрем на свободу архиреев отправляли в дальни епархии. Это было фактическое порабощение церкви богоборческой властью.

Против этого порабощения выступила лучшая часть архиреев, священства и мирян, которые хотели внутреннюю свободу и каноничность церкви. Они не хотели стать орудием и ее порабощения и разрушения. Многие известные и авторитетные архиреи, такие, как митрополит Кирилл Казанский, архиепископ Волакаламский Федор (Поздеев), епископ Арсений (Жадановский), епископ Серафим (Звездинский), епископ Афанасий (Сахаров), епископ Григорий (Лебедев), они выразили свое несогласие с политикой митрополита Сергия и его синода. Эти архиреи стали непоминающими имя митрополита Сергия.

В последнее время не утихают споры вокруг известной Декларации митрополита Сергия (Страгородского) о лояльности Церкви по отношению к советской власти от 1927 г. Продолжают говорить даже о «сергианстве» точно о какой-то ереси, а вот о подлинной ереси того времени «обновленчестве» - как-то совершенно забыли. Желающих бросить камень осуждения в приснопамятного Патриарха хоть отбавляй. При этом получается удивительная картина: никакой попытки исторического анализа, просто вырванный из книги истории документ, которым потрясают точно победным флагом и громогласно заявляют: «мы осуждаем, а сами совершенно чужды осуждаемого нами греха».

Однако каждое деяние и каждый документ подобает оценивать не по-еретически (слово «ересь» - греческое производное от глагола «выбираю»), выбирая из исторического контекста лишь выгодное для себя, а в исторической перспективе, определяя логику событий и степень воздействия на события тех или иных лиц, определяя при том и степень свободы действий этих лиц.

Исходя из исторической перспективы, что мы видим в марте 1917 г. падение многих иерархов Русской Церкви с высоты самодержавного строя в гнилое революционное болото, клятвопреступление и введение в соблазн чад Церкви, признание «законности» совершившегося государственного переворота. Вот официальный документ Св. Синода от 9 марта 1917 г., отразивший как имевшие место перемены, так и отношение к ним: «Свершилась воля Божия. Россия вступила на путь новой государственной жизни. Да благословит Господь нашу великую Родину счастьем и славой на ее новом пути… Доверьтесь Временному Правительству; все вместе и каждый в отдельности приложите усилия, чтобы трудами и подвигами, молитвою и повиновением облегчить ему великое дело водворения новых начал государственной жизни и общим разумом вывести Россию на путь истиной свободы, счастья и славы».

А вот документ 1927 г.: «Приступив с благословения Божия к нашей синодальной работе, мы ясно сознаем всю величину задачи, предстоящей как нам, так и всем вообще представителям Церкви. Нам нужно не на словах, а на деле показать, что верными гражданами Советского Союза, лояльными к советской власти, могут быть не только равнодушные к Православию люди, не только изменники ему, но и самые ревностные приверженцы его, для которых оно дорого как истина и жизнь, со всеми его догматами и преданиями, со всем его каноническим и богослужебным укладом. Мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской Родиной, радости и успехи которой наши радости и успехи, а неудачи наши неудачи. Всякий удар, направленный в Союз, будь то война, бойкот, какое-нибудь общественное бедствие или просто убийство из-за угла, подобное варшавскому, сознается нами как удар, направленный в нас. Оставаясь православными, мы помним свой долг быть гражданами Союза «не только из страха, но и по совести», как учил Апостол (Рим. 13,5). И мы надеемся, что с помощью Божией, при вашем общем содействии и поддержке, эта задача будет нами разрешена». Затем митрополит Сергий, следуя ранее высказанной позиции Патриарха Тихона, говорит о непризнании заграничных органов церковного управления. Он мог их только или признать, или не признать. Если признать - значит одобрить высказывания зарубежных иерархов против советской власти, и следовательно, вызвать очередную волну антицерковных репрессий.

В чем разница приведенных документов? Декларация 1927-го года предстает более сдержанной, в ней меньше туманных надежд и больше горькой правды. Открытое признание своего печального положения под властью богоборцев, ставшего результатом прежнего обольщения, ближе к истине, чем пьяный бред февральско-мартовских воззваний. Митрополит Сергий оказался в положении раба, закованного в цепи, которого заставили хвалить своих истязателей. Самые эти цепи более всего располагали к покаянию перед Богом, к изживанию революции внутри себя. К тому же ничего принципиально нового он не сказал. Единственное, в чем его можно «обвинять», - это в том, что он, подобно Патриарху Тихону, нашел в себе мужество взять на себя ответственность за вынужденные необходимостью шаги политического характера.

Еще в 1923 г. Патриарх Тихон обратился к Русской Церкви с Посланием, в котором сказано: «Я, конечно, не выдавал себя за такого поклонника советской власти, какими объявляют себя церковные обновленцы... но зато я и далеко не такой враг ее, каким они меня выставляют... Со временем многое у нас стало изменяться, и теперь, например, приходится просить советскую власть выступить на защиту обижаемых русских православных в Холмщине и Гродненщине, где поляки закрывают православные церкви... Я решительно осуждаю всякое посягательство на советскую власть, откуда бы оно ни исходило». В январе 1924 г. Патриарх издал указ о молитвенном поминовении государственной власти за богослужением: «О стране Российской и властех ея», и эта формулировка много корректнее возглашения на Великом входе во время божественной литургии «благоверного Временного Правительства», что имело место в 1917 г. 15 марта 1925 г. было опубликовано «Завещание Патриарха Тихона», в котором, между прочим, сказано: «С глубокой скорбью мы должны отметить, что некоторые из сынов России, и даже архипастыри и пастыри... занялись за границей деятельностью, к коей они не призваны и, во всяком случае, вредной для нашей Церкви... Мы решительно заявляем: у нас нет с ними связи, как это утверждают враги наши, они чужды нам. Мы осуждаем их вредную деятельность. Они вольны в своих убеждениях, но они в самочинном порядке и вопреки канонам... действуют от нашего имени и от имени Святой Церкви, прикрываясь заботами о ее благе. Не благо принес Церкви и так называемый Карловацкий Собор, осуждение коего мы снова подтверждаем... Мы выражаем твердую уверенность, что установка чистых, искренних отношений побудит нашу власть относиться к нам с полным доверием, даст нам возможность преподавать детям наших пасомых Закон Божий, иметь богословские школы для подготовки пастырей, издавать в защиту православной веры книги и журналы...» Авторитет Патриарха Тихона был очень высок, его подвиг исповедничества был явен для всех, и его не смели осуждать. Тем удобнее сделали «козла отпущения» из митрополита Сергия за его Декларацию, которая логически вытекала из документов, вышедших ранее за подписью Патриарха.

Если бы иерархи Зарубежной Церкви выступили с призывом к покаянию за действия марта 1917 г., можно было бы им пропеть: «ис полла эти...». Но вместо этого митрополит Антоний Храповицкий и единомысленные с ним иерархи, выхватив из исторического контекста один документ 1927 г., появление которого не было бы возможно без их же действий года 1917-го, весь общий грех свалили на одного митрополита Сергия, а себя выставили чистыми. Разве это не фарисейство?

То, что русское духовенство по уши завязло в революционной трясине и пыталось увлечь за собою и народ, что призывы к покаянию в грехе против Помазанника Божия исходили от единиц, стало, на наш взгляд решающим внутренним фактором для утверждения власти большевиков. «Если слепой ведет слепого, не оба ли упадут в яму?». А за все отвечать, оказывается, должен митрополит Сергий в единственном числе...

Жесточайшие репрессии, обрушившиеся на духовенство, явились очистительным пламенем, который был необходим и который выжег всякую грязь, все недостойное, что скопилось в душах священнослужителей. Недостойные люди покинули Церковь, разлетелись подобно легковесной шелухе под напором ветра. Оставшиеся на своих местах священнослужители в силу самих жизненных обстоятельств уже не искали ничего земного, т.к. каждую секунду ощущали тяжесть подвешенного над ними Дамоклова меча. Тяготившиеся некогда властью Боговенчанного Царя, теперь вынуждены были терпеть безбожную власть. Едва скрывавшие раздражение против обер-прокурора, такого же сына Церкви, как и они, теперь вынуждены были получать инструкции от уполномоченного Совета по делам религии. Упорствовавших в грехе гордости, не желавших каяться в грехе клятвопреступления, нельзя было исправить ничем, кроме крайнего унижения.

Это унижение стало публичным, на глазах всего мира. Сколь оно было неприятным, столь же и полезным. Кто сам избег унижения, но при этом еще и осуждал без того униженных, конечно, в духовном смысле много потерял.

А в России беспримерно суровые условия жизни заставили верующих людей отбросить модные туманные учения предреволюционной поры и вернуться к основам Веры. Так Церковь изживала революцию внутри себя.

И когда Церковь в советской России внешне умалилась до самой крайней степени под натиском революционного террора к концу 30-х годов, именно тогда она стала сильна духом настолько, чтобы повести все общество по пути не политической, но духовной и культурной, контрреволюции, по пути созидания. Русские архиереи и священники, оставшиеся в живых к концу 30-х годов, имели очень возвышенный духовный настрой, они были подлинными исповедниками Христовой истины. Действием промысла Божия произошла своеобразная децимация на условно легальном положении находилась, наверное, десятая часть оставшихся в живых священнослужителей, готовая к любым испытаниям. Сам митрополит Сергий Страгородский был уже совершенно другим человеком, чем в феврале-марте 1917 г.

Вот как оценивал переживаемую эпоху священномученик епископ Герман (Ряшенцев) в 1933 г.: «Мне кажется, происходит не только одно разрушение твердыни и того, что для многих святое святых, но происходит очищение этих святынь, их освящение через огонь жестоких испытаний и поверок… образуются новые формы, облегчающие проникновение в них и заполнение именно таким духом и жизнью, какие отрицаются часто их творцами и часто во имя осознанной и преднамеренной борьбы с Ним принципиально отрицаются, чтобы как бы через Голгофу уничтожения воскреснуть в силе. Посмотрите, как жизнь фактически стала аскетична, как самоотреченна, небывалое самоотречение становится не исключением, а правилом всякого человека, как необходимо все разрозненное и почти во всех самых разнородных по содержанию областях жизни идет к единству через коллективизм… Вы скажете, но все это не во имя Его, а против Него. Да, это верно. Сейчас все с Его печатью в скорби, в Гефсимании и на Гологофе. Это верно, но так же несомненно, что все усилия и творчество направлены на создание… формы жизни, какая в своей принципиально идейной части вся Им предуказана, без Него не может быть осуществлена и неминуемо приведет к Нему».

Таким образом, Церковь в Отечестве, замкнувшись в себе, вырабатывала противоядие от революционной гангрены, чтобы в нужный момент распространить его и на окружающее общество. Энергия же Зарубежной части Русской Церкви в значительной степени (мы не говорим здесь о других направлениях деятельности Зарубежной Церкви, которые были значительно продуктивнее) вылилась во внешние формы контрреволюции, а это не принесло никакой пользы, только давало повод для новых гонений в Советской России. Все попытки борьбы с большевизмом человеческими силами без внутреннего преображения, без внутренней контрреволюции были обречены на неуспех. Фашистское движение, контрреволюционное в своих истоках, однако опиравшееся не на Бога, а на гордыню человеческую, самым невероятным образом трансформировалось в очередной натиск революционной стихии. Немалая часть деятелей Русской эмиграции поддерживала фашизм до начала Мировой войны, а некоторые даже и в ходе войны. Их энергия ушла как вода в песок. И лишь немногие исповедовали ту истину, что спасение не может прийти извне, не может быть итогом политических манипуляций, но может явиться только свыше как милость Божия, как Божий ответ на внутреннее изменение.

Святитель Иоанн (Максимович) в выступлении на Втором Всезарубежном Архиерейском Соборе 1938-го года сказал: «…нашедшее на Россию бедствие является прямым последствием тяжелых грехов, и возрождение ее возможно лишь после очищения от них. Однако до сих пор нет настоящего покаяния, явно не осуждены содеянные преступления, а многие активные участники революции продолжают и теперь утверждать, что тогда нельзя было поступить иначе. Не высказывая прямого осуждения февральской революции, восстания против Помазанника, русские люди продолжают участвовать в грехе, особенно когда отстаивают плоды революции».

Следует признать тот факт, что мировая революция состоялась, - пусть не по сценарию Троцкого-Ленина, а более политически умеренных масонских кругов. После свержения Русского Царя ограбленная и униженная Европа, выполняя инструкции своих новых хозяев из-за океана, спешно переодевается по революционной моде. Монархические христианские государства превращаются в «светские» республики, иногда, правда, с монархически-христианским декором. Это было одной из основных целей войны, сформулированных на всемирном съезде масонов в Риме в 1911 году. Столица Норвегии Христиания была переименована в Осло. Вместо крестов воздвигаются масонские пентаграммы, точно высеянные из американского флага. Чудом не происходит большевизации Германии и Венгрии. Польские фанатики к 1925 г. уничтожают на территории своего государства 300 из 350 православных храмов и монастырей.

Большевики выступили передовым отрядом мировой революции, цепными псами всемирного концлагеря, призванными запугивать народы Земли в том случае, если они дерзнут только помыслить о реставрации старых порядков.

Запад оказался свободным от людоедских обычаев большевиков, свободным от передового отряда революции, но тем легче и незаметнее для себя он подчинился революционерам второй волны. Бесы революции, проникнув в сердца европейских народов, нашли себе выход в гнойном нарыве германского национал-социализма.

Чисто внешне национал-социализм Гитлера явился реакцией на коммунизм Маркса, а на деле был клоном марксизма. На место завуалированного еврейского расизма Гитлер поставил открытый германский расизм. Гитлер заговорил о преимуществах арийской крови с тем же пафосом, с каким Талмуд говорит о превосходстве еврейской крови. У Гитлера не хватило хитрости спрятать свой расизм так, как это сделал Маркс, - с целью незаметно оседлать все народы Земли. В остальном прямые аналогии. Российская Социал-Демократическая Рабочая Партия - Национал-Социалистическая Рабочая Партия Германии. Там и там боевые дружины. Там и там новая квазирелигия. Там и там хилиастический бред построения рая на Земле, в одном случае коммунизма, в другом- тысячелетнего Третьего Рейха. Там и там промывание мозгов всеми средствами современной пропаганды. Знаменательны факты, что Гитлер советовал читать своим соратникам книгу Троцкого «Моя жизнь», и что А. Розенберг, сотрудник московского пролеткульта, стал главным идеологом национал-социалистической Германии. Наконец, там и там приверженность вождей к оккультизму.

Об этом говорит митрополит С.-Петербургский и Ладожский Иоанн (Снычев): «…в религиозных, мистических глубинах германский нацизм со своими геополитическими притязаниями, и его главный «видимый» противник нацизм еврейский, реализованный политически в доктринах сионизма, религиозно же - в форме талмудического иудаизма, имеют единый источник, вдохновляющий их претензии на мировое господство: воинствующее антихристианство, коренящееся в бездонной ненависти дьявола-человекоубийцы к Сыну Божиему, Спасителю мира и Искупителю человечества от рабства греху и злу».

Германские нацисты стали новыми цепными псами мировой революции - взамен «обленившихся», т.е. захотевших строить, а не разрушать, коммунистических. Таким образом, к 1939 г. германский национал-социализм встал в авангарде мировой революции, а Советский Союз превратился в фактор сдерживания, вопреки своей официальной идеологии.

Все эти далеко не очевидные факты понимал митрополит Сергий Страгородский, почему уже 22 июня 1941 г. он выступил с «Посланием пастырям и пасомым Христовой Парвославной Церкви». Если мы сравним это Послание с документами 1917 г., то увидим огромный шаг вперед, который прошли иерархи преследуемой Русской Церкви, и в первую очередь, сам митрополит Сергий: от предателей Царя и обольстителей народа в годы Первой Германской войны, к истинным духовным вождям народа: «Жалкие потомки врагов православного христианства хотят еще раз попытаться поставить народ наш на колени перед неправдой. Но не первый раз приходится русскому народу выдерживать такие испытания. С Божией помощью и на сей раз он развеет в прах фашистскую вражескую силу... Если кому, то именно нам нужно помнить заповедь Христову: «Больше сея любве никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя...» (Ин. 14,13). Нам, пастырям Церкви, в то время, когда Отечество призывает всех на подвиги, недостойно будет лишь молчаливо посматривать на то, что кругом делается, малодушного не ободрить, огорченного не утешить, колеблющемуся не напомнить о долге и о воле Божией. А если сверх того молчаливость пастыря, его некасательство к переживаемому паствой объяснится еще и лукавыми соображениями насчет возможных выгод на той стороне границы, то это будет прямая измена Родине и своему пастырскому долгу, поскольку Церкви нужен пастырь, несущий свою службу истинно «ради Иисуса, а не ради хлеба куса», как выражался святитель Димитрий Ростовский. Положим же души свои вместе с нашей паствой... Церковь благословляет всех православных на защиту священных границ нашей Родины. Господь нам дарует победу».

Тот факт, что с началом войны Русская Церковь вновь стала духовным вождем народа был оформлен в 1943 г. восстановлением патриаршества. Война стала всенародным духовным подвигом, причем народ был вдохновляем не идеей коммунизма, а Русской Православной Церковью, предводимой Христом-Богом, предстательствовал перед которым в молитвах и поныне многими, на наш взгляд, несправедливо осуждаемый и поносимый, Святейший Патриарх Сергий, испивший до дна чашу никому невидимых душевных страданий. Довелось бы обычному смертному, не подкрепляемому благодатью, испить из этой чаши хотя бы малый глоток, наверное, он упал бы замертво на месте. Не будем же судить тех, кто нашел силы духовно возглавить русский народ в период беспримерных испытаний, какие еще никогда не выпадали на долю человечества, и возглавив, вымолил у Бога-Вседержителя силы, чтобы довести русский народ до победы над воздвигавшимся Новым мировым порядком.

Иерей Сергий Карамышев , настоятель храма Св. Троицы пос. Каменники Рыбинского благочиния Ярославской епархии, специально для «

-- Отец Александр, насколько эта тема сложна для исследователя?

Конечно, тема, касающаяся политики митрополита Сергия (Страгородского) в 1920-1930-е годы и реакции на эту политику в церковных кругах, весьма непростая. За годы, прошедшие с того времени, сложился целый ряд стереотипов, которые приходится преодолевать. Сформировалась целая традиция, которая рассматривала церковную жизнь 1920-30-х годов исключительно под углом лояльности-нелояльности советской власти: дескать, в Церкви многие не понимали важности произошедших перемен в государстве, и первым, кто смог в полной мере эту важность осознать, был митрополит (впоследствии Патриарх) Сергий. Но митрополита Сергия многие не поняли, поскольку были, во-первых, "контрреволюционерами", во-вторых, "честолюбцами". В результате произошел ряд "правых расколов".

Такой взгляд стал пересматриваться в конце восьмидесятых -- начале девяностых годов, как только прекратилось давление со стороны государства. Окончательно же вопрос решился в контексте канонизации Собора новомучеников и исповедников Российских.

Надо было решить, как относиться к тем, кто пострадал за Христа, будучи в отделении от митрополита Сергия? Считать их раскольниками, или отход от митрополита Сергия -- это не раскол, а нечто другое? Ведь среди не принявших декларацию митрополита Сергия были выдающиеся иерархи. Самый выдающийся -- митрополит Казанский Кирилл (Смирнов) -- первый кандидат в Патриаршие Местоблюстители по завещанию Патриарха Тихона, получивший подавляющее большинство голосов на тайных выборах Патриарха в 1926 году.

Сначала на уровне Синодальной комиссии по канонизации, а потом и на уровне Архиерейского Собора был утвержден общий принцип: если отделение происходило не по корыстным причинам, а по мотивам исповеднического стояния за Истину, то отделявшихся от митрополита Сергия считать раскольниками нельзя. Тем более что, отделяясь от митрополита Сергия, они не отделялись от митрополита Петра (Полянского), который, собственно, и был тогда главой Русской Церкви -- Патриаршим Местоблюстителем, хотя и находился в заключении (митрополит Сергий был лишь заместителем митрополита Петра). И в результате в августе 2000 года был канонизирован целый сонм новомучеников и исповедников Российских, и среди них почти все видные представители "правой" церковной оппозиции. Раскольников же Церковь, как известно, не канонизирует.

В нормальных условиях должность местоблюстителя Патриаршего престола должна была быть выборной. Согласно определению Поместного собора 1917-1918 годов, в случае освобождения Патриаршего престола Священный синод должен был избрать местоблюстителя, главной обязанностью которого было созвать в трехмесячный срок Собор для выборов нового Патриарха. Однако уже в январе 1918 года стало понятно, что, скорее всего, осуществить такие выборы не удастся. Тогда Поместный собор наделил Патриарха Тихона чрезвычайным правом самолично указать своих возможных заместителей. На Рождество 1924/25 года Патриарх Тихон составил завещание, в котором на случай своей смерти назначил трех кандидатов в местоблюстители. Первым кандидатом был указан митрополит Казанский Кирилл (Смирнов), вторым -- митрополит Ярославский Агафангел (Преображенский) и третьим -- митрополит Крутицкий Петр (Полянский).

Патриарх Тихон скончался 7 апреля 1925 года. Митрополиты Кирилл и Агафангел в это время были в ссылках. (В 1933 году митр. Кирилл был ненадолго освобожден, менее чем через год снова арестован и выслан, а в 1937 году -- расстрелян. Митрополит Агафангел освободился в 1926 году, когда церковное управление уже взял на себя митр. Сергий (Страгородский).) В результате патриаршим местоблюстителем в апреле 1925 года стал митрополит Петр, но в декабре того же года он был арестован и сослан на три года сначала в Тобольский округ (село Абалак на берегу реки Иртыш), а затем на Крайний Север, в тундру, в поселок Хэ (в устье реки Оби). Затем срок ссылки не раз продлялся, условия заключения становились все суровее, и в 1937 году митр. Петр был расстрелян. Митрополит Сергий (Страгородский) был заместителем митрополита Петра и принял дела после его ареста.

В своей книге вы скорее исследуете позицию иерархов, представлявших "правую" оппозицию, а не мотивы, которые подвигли митрополита Сергия на компромисс с властями...

Оценивать действия митрополита Сергия гораздо сложнее, чем действия церковной оппозиции. Мотивы "правой" оппозиции понять не трудно. Эти иерархи исходили из того, что не люди, пусть даже облеченные высокими иерархическими полномочиями, спасают Церковь, а Сам Христос. Люди же для того, чтобы Христос спас Церковь, должны в первую очередь хранить Ему верность, как бы ни складывались внешние обстоятельства. Надо думать не столько о политических последствиях своих действий, а о том, насколько эти действия соответствуют Истине Христовой. То есть главное -- стоять в Истине. А дальше уже -- как Богу будет угодно. Если Господь примет это стояние -- Он найдет пути сохранить Свою Церковь.

Понять митрополита Сергия гораздо сложнее. Это масштабная и неоднозначная фигура (я здесь называю его митрополитом, а не Патриархом не для того, чтобы как-то его принизить, а потому, что именно митрополитом в 1920-30-е годы он и был). Митрополит Сергий считал, что нужно искать пути выхода из ситуации, которая казалась тупиковой. В близком кругу он говорил: "Мое отношение к советской власти основано на маневрировании". Он считал, что в ситуации, когда власть не скрывает своей конечной цели -- уничтожить всякую религию вообще, -- надо искать пути организованного отступления, чтобы сохранить хотя бы какую-то жизнеспособную часть Церкви. А ради этой цели можно имитировать даже и сотрудничество с безбожной властью. Конечно, многих это ввело в соблазн.

-- А он видел какой-то предел такого маневрирования, за который нельзя переступать?

Конечно, видел. Сложность для исследователя, однако, состоит в том, что митрополиту Сергию приходилось скрывать свою подлинную позицию не только от власти, но порой даже от людей, которые его окружали. Проще всего для историка говорить о его внешних действиях, например, о печально известной декларации 1927 года -- вынести ей оценку с позиций сегодняшнего дня несложно. Но понять, что стояло за такого рода действиями митрополита Сергия, гораздо труднее. В каком-то смысле, он -- самая большая загадка новейшей церковной истории.

В моей работе митрополит Сергий постоянно упоминается, почти на каждой странице, но все-таки книга не про него. Она про трех выдающихся святителей -- тех, кого сам святой Патриарх Тихон рассматривал как наиболее достойных своих преемников. Он указал трех кандидатов: митрополитов Кирилла Казанского, Агафангела Ярославского и Петра Крутицкого. Им он доверял больше всех. Очень важно в полной мере восстановить их церковную позицию, собрать и проанализировать все возможные документы, которые характеризуют их действия, настроения, круг общения.

С точки зрения церковно-административной святые митрополиты Кирилл, Агафангел и Петр, которые не пошли на сотрудничество с властями, потерпели поражение. Так или иначе, административно современная Русская Православная Церковь наследует митрополиту Сергию. В связи с чем возникает несколько вопросов. Первый: в чем неправы непримиримые представители Зарубежной Церкви, которые считают, что Декларация митрополита Сергия -- это отпадение от Христа всей возглавляемой им Церкви?

Как это ни парадоксально, можно сказать, что крайние критики митрополита (Патриарха) Сергия неправы в том же, в чем и его крайние почитатели. А именно и те, и другие смешивают оценку его политики с вопросом о благодатности возглавляемой им Церкви. Первые резко критикуют церковно-политическую деятельность митрополита Сергия (а ее есть за что критиковать) и делают на основе этой критики вывод (ложный) о безблагодатности Московской Патриархии. Вторые -- исходя из уверенности, что Русская Православная Церковь благодатна (а в этом, естественно, и у нас сомнений нет), приходят к тому, что никакой критический подход при оценке деятельности митрополита Сергия в принципе не допустим.

Надо сказать, что подобное заблуждение в истории Церкви не ново. Еще в первые века были движения, которые объявляли, что сомнительные с точки зрения христианской нравственности поступки иерархов автоматически делают безблагодатными и их священнодействия. Примерно на таких позициях в третьем веке стояли раскольники новациане, а в четвертом -- донатисты.

-- Эти древние расколы были спровоцированы гонениями?

Да, эти расколы также появились во времена гонений и также на почве обвинения епископов в том, что они себя недостойно повели -- отдали гонителям священные книги, пошли на чрезмерный компромисс. За это их донатисты объявили безблагодатными. Ответ на это заблуждение Церковью был дан еще в те века: нельзя смешивать оценку действий того или иного иерарха (если он не проповедует ересь), с вопросом о благодатности священнодействий, им совершаемых. Для XX века это означает: нельзя переносить оценку декларации 1927 года -- негативную, несомненно -- на решение вопроса, благодатен или безблагодатен Патриарх Сергий как Первоиерарх. Это совершенно разные вопросы. В тысячелетней истории Русской Церкви наряду с великим явлением святости было немало и неприятных моментов. Всем, наверное, известна фигура архиепископа Феофана (Прокоповича) -- архиерея петровского времени. Человек выдающегося ума и организаторских способностей, он, в то же время, печально прославился тем, что во времена Анны Иоанновны расправлялся со своими оппонентами в Церкви посредством политических доносов -- и таким образом почти всех их извел. Нравственная оценка подобного рода действий очевидна. Однако наша русская иерархия -- наследница тех, кого ставил архиепископ Феофан, и никому не приходит в голову на этом основании объявить ее безблагодатной.

Хотелось бы поговорить о сути компромисса, на который пошел митрополит Сергий. Как я понимаю, он был в том, что церковное управление, фактически, подчинялось контролю со стороны ОГПУ. Но ведь в тексте Декларации митрополита Сергия не указан порядок подчинения церковных решений предписаниям с Лубянки. Самое главное, что смущало иерархов и церковный народ -- это та часть декларации, где сказано "ваши радости -- это наши радости"... Но ведь эту фразу можно трактовать по-разному. Что плохого в обычной гражданской лояльности к власти?

Конечно, ни в самой Декларации, ни в изданных вслед за ней официальных документах нигде о подчинении церковно-административной деятельности контролю ОГПУ не говорилось. Этот контроль осуществлялся негласно. Однако Декларация 1927 года была составлена в весьма двусмысленных выражениях. Можно было понимать ее просто как демонстрацию гражданской лояльности: советская власть существует уже десять лет, никаких реальных альтернатив ей нет, поэтому верующие не могут не подчиняться ее законам, если эти законы не требуют отречения от веры (а формально свободу совести в СССР никто никогда не отменял). И многие говорили (да и сейчас еще говорят): ничего нового в политике митрополита Сергия нет, еще в годы гражданской войны Патриарх Тихон призвал к гражданской лояльности советской власти, митрополит Сергий лишь следовал по его пути. Та пререкаемая фраза, которую вы привели, в оригинале звучит несколько по-другому: "Мы хотим быть православными, и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой -- наши радости и успехи, а неудачи -- наши неудачи". Эту фразу можно толковать как говорящую о естественном для Церкви патриотизме. И такое толкование было бы вполне приемлемым для церковного сознания. Однако дальше в декларации шли слова: "Всякий удар, направленный в Союз -- будь то война, бойкот, какое-нибудь общественное бедствие или просто убийство из-за угла, подобное Варшавскому, сознается нами как удар, направленный в нас". Здесь уже идут примеры тех радостей и неудач, которым предлагается сочувствовать. И в качестве одного из примеров приводится Варшавское убийство. Сейчас многим непонятно, о каком убийстве речь, и на эти слова как-то не обращают внимания -- а зря. Варшавское убийство -- это убийство летом 1927 года советского полпреда в Польше Войкова. Этот Войков -- один из организаторов убийства царской семьи в 1918 году. Именно за это злодеяние ему и отомстил русский монархист Борис Коверда. Конечно, Церковь не может благословлять террористическую деятельность, против кого бы она ни была направлена. Однако требование оценивать акт возмездия цареубийце как удар, направленный в Церковь, -- явное насилие над церковным сознанием. Здесь не остается и тени того, чему были привержены и Патриарх Тихон, и митрополит Петр, и сам митрополит Сергий в начале своего заместительства, а именно -- церковной аполитичности. Да, Патриарх Тихон заявлял, что Церковь лояльна власти, "я отныне советской власти не враг" -- писал он в 1923 году. Но при этом он не говорил, что он "советской власти друг". В том же году он писал: "Российская Православная Церковь аполитична и не желает отныне быть ни "белой", ни "красной". Особенно важно последнее уточнение. Оно означало, что Церковь при всей своей лояльности не станет инструментом политической борьбы, и политические враги большевистской власти вовсе не являются автоматически врагами Церкви. Между тем из декларации митрополита Сергия именно такое отождествление и вытекало.

Власть требовала от Патриарха Тихона, например, обрушиться с прещениями на эмигрантскую "церковную контрреволюцию", то есть на Зарубежную Церковь. Патриарх Тихон шел на определенные уступки: упразднил, например, в 1922 году зарубежное Высшее церковное управление за его чрезмерное увлечение политикой (антисоветской, в данном случае). Но от Патриарха требовали большего: анафематствовать зарубежных иерархов во главе с митрополитом Антонием (Храповицким). Патриарх Тихон этого делать не стал, он не пошел даже на то, чтобы формально уволить митрополита Антония с Киевской кафедры, хотя тот давно уже в Киеве не был. Митрополит Петр, возглавивший после Патриарха Тихона Русскую Церковь, точно также не предпринял никаких реальных шагов против зарубежных иерархов. Он тоже не стал увольнять митрополита Антония, и во многом именно за это его арестовали в декабре 1925 года.

И митрополит Сергий, после того как стал Заместителем Местоблюстителя, сначала уклонялся от исполнения политических требований власти. Замечателен в этом смысле проект его декларации 1926 года. Он там пишет: "Обещая полную лояльность, обязательную для всех граждан Союза, мы, представители церковной иерархии, не может взять на себя каких-либо обязательств или доказательств нашей лояльности. Не можем взять на себя, например, наблюдение за политическим настроением наших единоверцев, хотя это наблюдение и ограничивалось бы тем, что за благонадежность одних мы ручаемся, а других будем лишать такого ручательства. Для этой цели у Советской власти есть орган более подходящий и средства более действенные. Тем паче не можем мы взять на себя функции экзекуторские и применять церковные кары для отмщения". Другими словами: боритесь со своими политическими противниками сами, при помощи своего ОГПУ, а Церковь в это не вмешивайте. Вот позиция священноначалия Русской Церкви до 1927 года. А после 1927 года эта позиция меняется. Архиереев, неугодных власти, начинают перемещать и увольнять с кафедр, и все это делается при помощи законного священноначалия.

Распространенный аргумент в защиту митрополита Сергия такой: он сохранил внешнюю структуру Церкви -- храмы, приходы, возможность легально служить. Те же, кто ушел в катакомбы, до наших дней просто не дошли. Много раз я слышала: "Мы с тобой вообще бы не знали, что существует Церковь, если бы не компромисс митрополита Сергия".

Как устроил бы тогда Господь судьбу Своей Церкви в России, нам знать не дано. Рассуждая по-человечески, можно сказать, что все бы все равно в катакомбы не ушли и от компромисса бы не удержались. У митрополита Сергия был выбор, по какому пути идти лично ему -- по пути поиска соглашения с властью, или по тому пути, по которому пошел его предшественник митрополит Петр. Этот путь, несомненно, привел бы его туда же, куда и митрополита Петра: ссылки, одиночные камеры, и, в конце концов, расстрел. Но это был личный выбор митрополита Сергия. С точки же зрения того, по какому пути пошло бы оставшееся в итоге в наличии руководство Русской Церкви, особых альтернатив в 1927 году не было.

Если бы митрополит Сергий выбрал путь бескомпромиссный, власть нашла бы другого иерарха, который бы принял ее условия. ОГПУ усиленно искало такого иерарха, вело переговоры сначала с одним, потом с другим, с третьим -- в том числе и с митрополитом Кириллом, и с митрополитом Агафангелом. Им всем предлагались эти условия: подчинение внутренней церковной жизни тайному контролю со стороны безбожной власти в обмен на легализацию церковного управления. Был, например, тогда такой архиерей, как митрополит Тверской Серафим (Александров). Он как минимум с 1922 года был секретным агентом ГПУ -- сейчас уже опубликованы его донесения. В конце концов, дошла бы очередь и до него, он бы согласился.

-- Зачем же были нужны такие переговоры? Получается, власть не осмеливалась просто ликвидировать Церковь?

Не то чтобы не осмеливалась -- не могла. Дело в том, что в 1927 году Русская Церковь была еще достаточна сильна. Десятки тысяч приходов, священников, около двухсот епископов. Малоизвестный, но удивительный факт: в те годы церковные праздники еще признавались советской властью. Двунадесятые праздники были выходными! Это показатель неспособности богоборческой власти одолеть Церковь, невозможности для нее взять и, как вы сказали, просто ликвидировать Церковь.

Задача власти была в том, чтобы ослабить Церковь, разложить ее изнутри, спровоцировать в ней разделения, внутренние конфликты -- и тогда уже по частям ее ликвидировать. Этот план был предложен еще в начале 1920-х годов Троцким. К 1927 году Троцкого уже не было в руководстве СССР, а идеи его были живы. Как могла власть спровоцировать нестроения внутри Церкви? Навязать священноначалию такую политику, которая вызовет отторжение широких масс.

-- Если вернуться к фигурам епископов-оппонентов митр. Сергия, святых новомучеников Кирилла и Петра, священноисповедника Агафангела -- получается, что с практической точки зрения святость проигрывает? Что может сказать по этому поводу историческая наука?

Проигрывает с точки зрения материалистической, бездуховной. Действительно, в годы гонений в первую очередь жертвами становятся те, кто готов до конца идти за Христом, не оглядываясь на возможность договориться с гонителями. Но это не значит, что они проигрывают. Еще Тертуллиан, христианский апологет второго-третьего веков, сказал: кровь мучеников -- семя христианства. Именно мученики в конечном итоге оказываются победителями.

Если попытаться выдать за историческую науку позитивистское учение, отвергающее Промысел Божий, тогда, конечно, говорить о победе мучеников не приходится: их убили, остались более "гибкие". Но с точки зрения церковной исторической науки, признающей действие Промысла, это не так. Да, в 1937-38 годах большевистская власть уничтожила большую часть преданных Церкви людей, практически всех священнослужителей за редкими исключениями. И казалось бы, программа воцарения безбожия в стране близка к завершению. Но что происходит дальше? Начинается Вторая мировая война, и уже по политическим причинам большевистское руководство во главе со Сталиным вынуждено пересмотреть свою церковную политику. Как это можно оценить? В ответ на великий подвиг мучеников, эту жертву, принесенную Русской Церковью в годы "Большого террора", Господь так направил ход истории, что гонения стихли и Церковь в России не исчезла.

СПРАВКА
Иерей Александр Мазырин родился в 1972 году в Волгограде. В 1995 году окончил Московский инженерно-физический институт, в 2000-м -- Православный Свято-Тихоновский богословский институт, магистр богословия, кандидат исторических наук, клирик храма свт. Николая в Кузнецах (Москва), заместитель заведующего отделом новейшей истории Русской Православной Церкви ПСТГУ, автор книги «Высшие иерархи о преемстве власти в Русской Православной Церкви в 1920-х -- 1930-х года х»

Беседовала главный редактор «НС» Юлия Данилова.

«Декларация митрополита Сергия». Экземпляр для распространения в приходах.

В той же Декларации содержится требование к зарубежному духовенству дать письменное обязательство в полной лояльности к Советскому правительству во всей своей общественной деятельности.

За опубликование Декларации начальник 6-го секретного отдела ОГПУ Евгений Тучков был в году награжден грамотой ОГПУ и золотыми часами.

цитаты

""Воззвание" есть удаление от истины Спасения. Оно смотрит на спасение как на естественное нравственное совершенствование человека (языческое философское учение о спасении), а для осуществления его, безусловно, необходима внешняя организация. По моему мнению, это заблуждение, которое я обличал в лице Митрополита Сергия и известного митр. Антония Храповицкого еще в 1911 г., предупреждая, что они этим своим заблуждением потрясут Церковь Православную" . "Признавать послание митрополита Сергия обязательным для себя никоим образом невозможно. Только что окончившийся Собор Епископов отверг это послание. Так и нужно поступать на основании учения Святых отцов о том, что нужно признавать законной властью, которой христиане должны повиноваться. - Св. Исидор Пелусиот, указав наперед Богоустановленный повсюду в жизни словесных и бессловесных существ порядок подчинения одних другим, заключает отсюда: "Поэтому вправе мы сказать, что самое дело, разумею власть, то есть начальство и власть царская установлены Богом. Но если какой злодей-беззаконник восхитит сию власть, то не утверждаем, что поставлен он Богом, но говорим, что попущено ему изблевать сие лукавство, как фараону, и в таком случае нести крайнее наказание, или уцеломудрить тех, для кого нужна жестокость, как царь вавилонский уцеломудрил иудеев" . Большевицкая власть, по существу своему, есть антихристианская и признавать ее Богоустановленной никоим образом нельзя .

источники

• Виктор (Островидов) св. Ответы на пятнадцать вопросов ОГПУ. Публикация и вступ. статья о. Александра Мазырина // Вестник ПСТГУ. II: История. История Русской Православной Церкви. 2006. № 3 (20). С. 136–147.
• Виктор (Островидов) св. Письмо к ближним. Декабрь 1927 г. // Польской Михаил о. Новые мученики Российские. Джорданвиль, 1957. Т. 2. С. 75-76.
• Иоанн (Снычев) митр. Церковные расколы в Русской Церкви 20-х и 30-х годов ХХ столетия - григорианский, ярославский, иосифлянский, викторианский и другие, их особенности и история. Сортавала, 1993.
• Талантов Борис. Сергиевщина или приспособление к атеизму. Иродова закваска // Церковная жизнь. 1972. № 1–6.
• Феофан (Быстров) архиеп. Письма. Jordanville , NY , 1976.